— Вы совершенно правы, — сказал я, вставая и начиная закутываться в тёплые вещи. — Горячее озеро тут ни при чём. Там находится именно то, что мы ищем.

— Так я и думал, — ответил граф, останавливая видео, — потому что горячее озеро растопило бы всё вокруг. Но, послушайте, это очень опасно. Потому что трещины появляются каждые пятнадцать минут, — это мы знаем, но постоянно в разных местах. А затем, после выброса, зарастают, заплавляются начисто, словно там ничего и не было. Если вы провалитесь в такую, нам вас никогда не найти.

— Не провалимся, — пообещал я, кивнув полярнику с благодарностью. — Тем более, с нами тут абсолюты земли, воды и огня. Так что полагаю, если что-то случится из непредвиденного, мы сможем выбраться.

— А вы неплохо подготовились, — уважительно проговорил Жуков, а затем оценил нашу одежду. — Но вот по экипировке — полный швах. Разрешите вас доукомплектовать?

— Хорошо, — рассмеялся я, позволяя нацепить на себя специальный капюшон и лыжные палки, что шли в комплекте с ледоступами. — Нам повезло, что тут работают такие люди, как вы.

Дальше двигались на двух собачьих упряжках, поддерживая вокруг саней и собак температуру градусов на тридцать выше той, что была в округе. И всё равно внутри кокона было только минус двадцать. Но хотя бы не было пронизывающего ветра.

Кропоткин по своему обыкновению общался с псинами, запряжёнными в упряжке. А поскольку те были очень весёлого и бойкого нрава, периодически над чем-то смеялся. Он пытался пересказывать нам, но тогда смысл шуток безнадёжно терялся.

Архос, как мог, ухаживал за Беллой. Я видел, что моим друзьям иногда даже было неловко, и они отводили глаза. А вот бабушку, похоже, всё устраивало. Она с удовольствием позволяла поправить себе складки на одежде, воротник или манто, которое появилось у неё, словно по волшебству.

И тут я задумался над тем, что совершенно не знаю, есть у Архоса какая-то магия, и если есть, то какая именно. Надо будет у него поинтересоваться. Может быть, нужна помощь в увеличении потенциала?

Граф Жуков постоянно травил мне местные байки. Но я видел, что он хотел бы, чтобы всё было наоборот, и это я ему рассказывал бы свои истории. К сожалению, в этот раз у меня не было желания этого делать. Всем мои мысли были сосредоточены на одном единственном — ставшим просто огромным эфирном потоке над нашей головой.

Внезапно упряжки остановились.

— Всё, — сказал граф, сходя на лёд. — Дальше область спонтанных выбросов. Ближайший, кстати, через минуту. Можем посмотреть.

Оказалось, что по видео я не составил должного впечатления, что это такое — спонтанные выбросы. Да и не сами выбросы тут были важны. А трещины. Они появлялись внезапно, словно по щелчку пальцев и раскалывали лёд на протяжении нескольких сот метров, моментально расширяясь до двадцати-тридцати метров.

То есть, можно было просто стоять на ровной и твёрдой поверхности, а уже в следующий миг лететь в пропасть.

— И какова глубина этих трещин, не знаете? — спросил я у Жукова, который смотрел на происходящее с куда меньшим интересом, чем мы. Видимо, уже привык. — Далеко лететь до дна?

— Если только оно есть, — пожал плечами полярник. — Это самое дно. Все наши попытки измерений проваливались. Но на полтора километра вниз они идут точно.

У Вали, стоявшей рядом с нами, вырвалось нецензурное слово, в ответ на заявление графа. Но потом она собралась и обратилась к мне.

— Никит, и как же мы это всё преодолеем?

Я посмотрел на небо. Поток эфира над моей головой интересовал меня лишь как проводник, но вот узнать по нему, сколько ещё осталось до нашей цели, было сложновато.

И тут на грани видимости я увидел второй поток, что отклонялся градусов на тридцать-тридцать пять от нашего и очень быстро пропадал из зоны видимости. Но в той стороне, куда двигались мы, он сходился с потоком, за которым мы прибыли аж из самой Москвы.

Я постарался прикинуть, через сколько они сходятся. Кроме эфирного зрения, мне ещё пригодилось магия, названия которой я не знал. Что-то связанное с глазомером.

— Около десяти километров по прямой, — решил я и только потом понял, что говорю это вслух.

— Успеем на собаках во время перерыва? — спросила Валя, с надеждой заглядывая мне в глаза.

Подошли все остальные и тоже слушали нас.

— Нет, — сказал я, глядя на жизнерадостных псин, которые не понимали причины задержки и хотели нестись по равнине дальше. — Дальше мы пойдём пешком. А собак и графа Жукова оставим на этом самом месте.

— Приравняли, значит, — усмехнулся тот, но по виду явно был доволен, что его не тащат на верную гибель. — Вас тут ждать?

Я задумался. Совершенно неизвестно, сколько времени у нас уйдёт на то, чтобы найти искомое место и добыть, по сути, то, не знаю что. Морозить Жукова, чтобы ждал на этом самом месте, возможно, не стоило. Но как его вызвать потом, когда он нам понадобится?

— Полагаю, не стоит, — ответил я, осматривая местность, которая в период спокойствия ничем не напоминала разверзающиеся двери в ад. — Но вот вопрос, как мы сможем вас вызвать, когда вы нам понадобитесь?

— Возьмите рацию, — он протянул нам подобие старинного сотового телефона с выдвигающейся антенной и нажимающимися кнопками. — Со дна трещин, конечно, вряд ли дойдёт сигнал, — он развёл руками, — а вот с поверхности мы вас вполне услышим, — затем он достал небольшой пластиковый прямоугольник и добавил: — Это специальный маячок с сигналом «SOS», который дойдёт до нас вообще откуда угодно. Если вдруг где-то застрянете и не сможете вылезти, то активируйте сжатием, понятно? — он дождался, пока я кивнул, а затем взгляд его смягчился. — Но как вы решили двигаться? Через десять минут лёд разойдётся на десятки километров вперёд.

— Я как раз думаю над этим, — ответил я, решая, как быть.

Идти по поверхности действительно нельзя. Можно, в принципе, всех поднять на пару метров в воздух, но в купе с коконами обогрева это будет поглощать всё моё внимание. Так…

— А давайте я мост сделаю, — предложила Катерина. — Вот чуть выше поверхности, чтобы совершенно от неё не зависеть. И полметра толщиной, чтобы в любом случае выдержал нас.

— Катенька, ты — гений, — сказал Олег, опередив меня, так как я хотел сказать ровно тоже самое.

Следующая фаза активных выбросов застала нас уже в пути по великолепному ледяному мосту, созданному Громовой. И пригодились ледоступы с лыжными палками, иначе бы мы просто скользили и оставались бы на месте. А так развили достаточно внушительную скорость.

С поверхности, на которой мы находились, было странно наблюдать за тем, как под нами рвётся, расходясь порода и выплёскивается в воздух эфир. Хотя эфир был виден лишь троим, остальные видели лишь лёгкий пар, который образовывался из-за трения масс льда друг об друга.

Прекращалось это безобразие также внезапно, как и начиналось, примерно через минуту после этого. Лёд сходился и срастался, словно края раны. Только очень-очень быстро. Так, что через несколько секунд нельзя было даже определить, где именно был разлом.

— Чудеса, — высказала своё мнение Белла, которая шла прямо передо мною. — Если бы мне рассказали о таком ещё вчера, я бы ни за что не поверила.

— Почему? — поинтересовался я, не до конца поняв её слова. — Слишком глобальные подвижки льдов?

— Не в этом дело, — ответила она, обернувшись ко мне. — Эфирные массы, как основа магической энергии могут и не такое. Им запросто перевернуть весь этот континент вверх дном. Я о другом. Никогда бы не подумала, что эфир — это что-то рукотворное. Всегда была уверена, что это, как воздух, как свет. Нечто, данное нам в пользование природой, но не другими существами. Продукт эволюции, но не проявление воли.

И вот тут я её понял. У Беллы полностью изменилось представление о мире. О том, что и откуда берётся. Впрочем, если говорить строго, ещё ничего не известно. Мы понятия не имеем, как тут всё устроено.